Сбежать из семьи ей помог шелтер «Мамин дом» в Казани. Тот самый, который не так давно сообщил о ситуации с двумя девушками из Дагестана. Мы попросили Айтен рассказать о домашнем насилии, о побегах из дома и о жизни в шелтере.

Мои родители из Азербайджана, но переехали в Россию ещё в 1980-х годах. Я была первым ребёнком, мама приехала на роды в Азербайджан и вернулась со мной в Москву. Мы жили и в Сибири, и на Дальнем Востоке, а последние десять лет — в Казани. Мама выросла в деревне, и у неё очень традиционные взгляды. Она считает, что если девушка в восемнадцать лет ещё не замужем, то она уже старая дева. Поэтому, как только мне исполнилось восемнадцать и я поступила в университет, мама каждый день устраивала скандал на тему «найди себе мужа» и «обязательно азербайджанца». А в моём окружении их почти не было.

Чтобы мама от меня отстала, я стала искать мужа в азербайджанской диаспоре. Но там отношения ни с кем не складывались. В это время в сети «ВКонтакте» мне уже приходили предложения общения от азербайджанцев. И я начала общаться с Эльдаром (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.). Парни, с которыми я успела пообщаться к тому времени, особо меня не впечатлили, а Эльдар профессионально занимался футболом. Меня это заинтересовало. В своей семье я постоянно видела крики и ссоры, Эльдар же очень хорошо ко мне относился: всегда спокойный, со всем соглашается.

Эльдар жил в Азербайджане, поэтому у нас были отношения на расстоянии. За семь месяцев он приезжал в Казань два раза на несколько дней. В июне я, не закрыв сессию (училась тогда на четвёртом курсе), поехала к нему на помолвку. До этого у нас были замечательные отношения, но после он начал срываться на пустом месте. Потом извинялся. Я верила ему, прощала, думала: «С кем не бывает? Не расставаться же из-за этого». Летом мы сыграли свадьбу. Я очень любила мужа и была уверена, что чувства взаимны.

На четвёртый день после свадьбы муж впервые побил меня. Ситуация была очень глупая. Мы легли спать, и он стал в шутку скидывать меня с кровати, несколько раз. Я ушла спать на диван в гостиную. Эльдар позвал меня обратно, сказав, что так нехорошо, потому что это квартира его брата (в Азербайджане мы жили в маленьком городке, в квартире его брата, с его женой и двумя детьми), и пообещал больше так не делать. Я вернулась в кровать, и он снова меня столкнул. Я повысила на него голос, и он накинулся на меня, начал бить. Я была шокирована, не ожидала от него такого. Когда на меня дома набрасывалась мама, я кричала — и тут тоже начала громко кричать. Сбежались соседи, он затолкнул меня в ванную, чтобы было тише, и сказал соседям, что я испугалась кошки. В тот же вечер он слёзно извинялся, обещал, что больше не повторится. Я простила.

Я не узнавала любимого. Ежедневные скандалы, оскорбления и мат в мой адрес стали для него нормой. Он оскорблял не только меня, но и моих родителей: папу заочно, маму по телефону. Вообще любил после каждого избиения позвонить моим родителям, ругался с ними, просил, чтобы забрали меня, что ему не нужна такая плохая жена. Они его успокаивали. Это всё было так унизительно.

Ещё до брака Эльдар сказал, что я должна удалить все соцсети. Я согласилась, потому что почти не пользовалась ими. После свадьбы он стал читать мои переписки с друзьями. Мне это было неприятно и я их удаляла. Потом он запретил общаться в воцапе с друзьями и родственниками, потому что я рассказывала им об ужасах, которые происходили у нас дома. В итоге вообще удалил мой воцап и запретил пользоваться сим-картой. В этот момент я уже была беременна и говорила ему, что мне может понадобиться позвонить врачу. Его это не волновало. Со мной он связывался через телефон жены брата, у которых мы тогда жили.

Все финансы были у него. Он мог мне оставить пару тысяч на продукты, и всё. В кафе мы ходили вместе, покупать мне одежду — тоже. Сначала я выбирала то, что нравится мне, потом он из этого выбирал то, что мне, по его мнению, подходит. Всё было с его утверждения и позволения. Мою одежду, в которой я ходила до замужества, он выкинул.

Часто девушек учат тому, как надо было сделать, чтобы избежать насилия или прекратить его. Я попробовала все способы, и ни один не помог. Давала сдачу — в ответ «прилетало» ещё сильнее. Отшучивалась — мужу казалось, что я над ним прикалываюсь, и становилось ещё хуже. Молча смотрела в пол — тоже не помогало. Он мог меня оскорбить и даже ударить прямо на улице. По работе Эльдар часто ездил в Турцию и Украину, я ездила с ним. В какой бы стране ни происходили ссоры, люди делали вид, что не замечают. Только однажды в Турции меня защитила женщина.

Я не молчала о насилии. Я звонила своим родителям (его умерли, когда ему было тринадцать лет), друзьям, его родственникам, нашим соседям — все были в курсе происходящего. Его дяди и тёти меня успокаивали, говорили, что это пройдёт. Мой папа просто не вмешивался, а мама была категорически против развода и говорила: «Либо ты умрёшь, либо он, и только так ты можешь освободиться из этой ситуации». Я никогда не думала, что могу попасть в такую ситуацию, а попав, не ожидала такой реакции от родителей.

Муж избивал меня каждые две недели — три месяца. Говорил, для профилактики, иначе жена обнаглеет. Я боялась обращаться в полицию, потому что знала, что через несколько дней его отпустят, он вернётся домой и неизбежно последует наказание. Можно сказать, что приятных моментов в нашем браке практически не было: муж всегда был груб и жесток. Родственники говорили, что рождение ребёнка изменит ситуацию. И я верила близким, более опытным людям. У меня не укладывалось в голове, что такое можно проделывать перед ребёнком.

Через девять месяцев после свадьбы я забеременела. Муж бил меня, несмотря на растущий живот. Более того, побои становились всё жёстче. На 36-й неделе он толкнул меня на пол. Я упала на бок, инстинктивно подставив локоть, чтобы не удариться животом, но это не помогло: в тот же вечер я почувствовала, как сын перевернулся. Если раньше он лежал как надо, головкой вниз, то теперь принял неправильное положение — это подтвердилось на УЗИ. Из-за этого пришлось делать кесарево сечение, хотя изначально мы готовились к естественным родам.

Прогнозы не сбылись. Рождение сына, Нурлана, ничего не изменило. Наоборот, всё становилось хуже. Теперь к прочим поводам для конфликтов прибавились «детские». Плачет? Конфликт, побои. Упал? Конфликт, побои. Муж запрещал мне читать и слушать музыку. Считал, что я должна всё время либо что-то делать по дому, либо не сводить глаз с ребёнка.

Я пыталась поговорить с мужем, объяснить, что его поведение плохо влияет и на каждого из нас, на ребёнка, и на семью в целом. Он соглашался, кивал, и всё повторялось. Разговора на равных у нас никогда не было. Страх, унижение, боль стали моими постоянными спутниками. Малыша он не трогал, но я понимала, что растить ребёнка в такой обстановке нельзя. Я начала планировать побег.

Возможность появилась, когда муж уехал по работе за границу. На тот момент мы жили в Украине, сыну было десять месяцев. Я купила билеты на самолёт до Казани с тремя пересадками, взяла несколько гривен на дорогу, и 13 января 2017 года в четыре утра мы с сыном были в аэропорту. Было тяжело (два чемодана, ручная кладь, коляска и малыш), но окружающие помогали.

В Казани мы остановились у моей подруги. Только она знала о моём приезде. Я надеялась на помощь родителей и рассказала им о том, что ушла от мужа. Они были в шоке и отказались помочь. Тогда я обратилась в «Благие дела». Ещё до побега я начала искать фонды помощи женщинам в трудной жизненной ситуации в Азербайджане, но в то время не нашла. В группе для мам в инстаграме мне посоветовали фонд «Благие дела» в Казани. Представители фонда поговорили с моей мамой. Я не знаю, что они ей сказали, но после этого разговора она согласилась арендовать квартиру для нас с сыном, хотя до этого была резко против. Квартиру нашли через три недели. Когда мы в неё заселились, я впервые за долгое время вздохнула свободно.

Отдельная история связана с моими документами. Мой папа гражданин России, мама гражданка Азербайджана. У меня было только азербайджанское гражданство, я всю жизнь прожила в России без российского паспорта. Его мне не хотел делать папа, но никогда не говорил почему. Мне, наоборот, нужно было российское гражданство, так как я не хотела оставаться в Азербайджане: я там никого не знала, с языком и работой тоже сложно. К тому же с российским паспортом мне было бы проще бежать. Я узнала, что паспорт делают за полгода в российском посольстве в Баку. Для этого нужна была копия паспорта моего отца. Когда я попросила, он сказал, что даст, только если Эльдар не против. Муж был против, и папа паспорт не дал.

Мама не просто сняла для нас квартиру, но и дала её адрес Эльдару. Он пообещал, что насилие больше не повторится, и согласился помочь мне в получении российского паспорта. Забрал нужные для оформления бумаги у моего отца — тот их отдал, раз согласен муж. Только из-за этого я снова вернулась к мужу. Любви на тот момент уже не было, но я была готова потерпеть ещё полгода, чтобы потом начать новую жизнь в России.

Мы вернулись в Азербайджан, и кошмар возобновился с новой силой: оскорбления, издевательства, побои. Дошло до травмы уха: муж ударил меня так сильно, что у меня лопнула барабанная перепонка. В больнице врач выписал рецепт, назначил лечение, но даже нигде меня не отметил, как будто и не было травмы. Как мне стало известно потом, это случилось после звонков ему «сверху»: у мужа оказались влиятельные друзья. Понятно, что и здесь я не могла обратиться в полицию.

Наконец пришло время забрать мой российский паспорт из посольства. Оказалось, что там ждали меня уже две недели, звонили моему мужу (свой номер я указать не могла, так как на пользование сим-картой всё ещё был запрет), а он от меня это скрыл. Я очень горжусь собой, что проделала огромную работу и получила российское гражданство. Но была ещё одна проблема: я не могла забрать Нурлана в Казань, так как муж отказался дать доверенность на вывоз ребёнка из страны.

В начале мая 2018 года мы втроём приехали в Казань. Скандалы всё ещё были ежедневными. Дома, в гостях, в общественном месте — он мог кричать на меня матом везде. Было очень тяжело, и, как только муж уехал по работе, я снова позвонила основательнице фонда «Благие дела» Алие Ильгизовне. Она успокоила меня и попросила приехать к ним в офис. Там я пообщалась с ней и с психологом фонда, они предложили мне пожить в шелтере. На следующий день мы с сыном уехали в шелтер «Мамин дом». Я представляла себе старенькую избушку без ремонта, в которой будет холодно. Но я была согласна на всё. Оказалось, это большой двухэтажный дом, с ремонтом, новой мебелью, там было тепло, чисто и уютно.

Первые несколько месяцев мы с Нурланом жили там одни. Потом приехали другие женщины с аналогичными ситуациями, со всеми у нас были хорошие отношения. С нами ещё жила женщина-администратор. Я чувствовала себя в безопасности. Я снова начала читать, слушать музыку. Раз в неделю я ездила в Казань на консультацию с психологом или на встречи с друзьями. В фонде мне помогли освоить удалённую профессию SMM-менеджера, которую я могла совмещать с уходом за малышом. А ещё обеспечили одним из лучших адвокатов Казани для представления моих интересов в бракоразводном процессе.

Но муж и мои родители вычислили моё местоположение по сим-карте, которая была куплена на его имя. Они пошли к мобильному оператору, запросили историю звонков и пробили номер, на который я часто звонила. В интернете узнали, что это номер Алии Ильгизовны и что она директор фонда. Потом они нашли адрес шелтера в какой-то статье — журналист случайно его указал. Они приходили к шелтеру, но я не открывала калитку и оставалась в доме. А к директору фонда приходили не только мои родители и муж, но даже генерал полиции. Преследование продолжалось полгода, пока муж снова не уехал по работе в другую страну.

Я жила с сыном в «Мамином доме» до марта. Я успокоилась, расслабилась и думала, что от меня отстали. На день рождения сына муж предложил нам приехать в Баку и отметить двухлетие Нурлана в кругу семьи. Сказал, что купит нам билеты и снимет квартиру только для меня и сына. На тот момент уже шёл бракоразводный процесс, у меня было российское гражданство и доверенность на сына — ничего страшного не могло случиться. Я думала, что поеду на недельку и вернусь.

Всё оказалось не так. Да, он снял квартиру, но всё время жил с нами. А когда пришло время улетать в Казань, оказалось, муж аннулировал разрешение на выезд сына. Как только мы уехали, Эльдар позвонил в полицию, сказал, что жена с ребёнком сбежала. В аэропорту нас забрала полиция и привезла в отделение. Муж сказал: «Ты остаёшься в Баку, и мы будем жить вместе, как раньше». Я отказалась и ответила, что раз он не выпускает ребёнка, то я улетаю одна. Сына он никогда не трогал, я не боялась, что он сделает ему что-то плохое.

Я вернулась в Казань одна, съехала из «Маминого дома» и сняла с другими девушками комнату. Хоть я и работала с психологом, но до конца ещё не вышла из состояния жертвы. И ещё мне было очень сложно с ребёнком. Тяжело уйти из абьюзивных отношений в никуда, работать, содержать себя и ребёнка, оплачивать аренду жилья. По этим причинам я согласилась оставить Эльдару сына.

Сначала муж давал мне общаться с Нурланом по телефону, потом заблокировал меня, и последние несколько месяцев я не знала, где сын и что с ним. В голову лезли плохие мысли. В казанском суде всё ещё шёл развод. Мне его сначала не дали, так как ребёнок был не со мной. Мы с адвокатом хотели скрыть от суда, что Нурлан в Азербайджане, но моя мама пришла на заседание и сказала об этом судье.

В Казани я жила восемь месяцев. За это время я восстановилась психологически, нашла работу и привела в порядок финансы. Вернувшись в Баку, я подала на развод и через четыре месяца его получила. Сына определили жить со мной. После развода Эльдар больше не предлагал мне восстановить семью и с сыном видится раз в один-два месяца, платит алименты — 7 тысяч рублей. Я его не боюсь, потому что мы не живём вместе и угрозы физического насилия нет. Но если что-то будет, в этот раз точно пойду в полицию.

Я хотела вернуться с ребёнком в Россию. Но Эльдар не даёт разрешение на выезд — знает, что я не вернусь. Мне пришлось остаться в Баку. Я здесь уже два года. Снимаю квартиру, работаю репетитором по математике. Друзья появились. Я так и не освободилась полностью от бывшего мужа. Всё ещё нахожусь в зависимом положении и понимаю, что не смогу вернуться в Россию.